Айан неспешно вышагивал по залу, ловко лавируя между остальными гостями особняка и рассеянно прислушиваясь к быстрым и любезным объяснениям своего провожатого, месье Лекомпта – одного из многочисленных кураторов проекта.
Был обычный формальный коктейль, который затеяли исключительно затем, чтобы участники дебатов смогли взглянуть друг другу в глаза перед тем как назавтра вцепиться друг другу в глотку. Обычное дело: множество дам в симпатичный платьях и брильянтах, да еще больше мужчин в строгих пиджаках и галстуках, а кое-кто даже в смокингах. Среди этой разношерстной толпы МакЛафферти даже почти не выглядел белой вороной в своем простом сером костюме.
Но Айану было не до всей этой почти праздничной суеты. Перед его мысленным взором в безупречном порядке проносились все аргументы, которые он приготовил для завтрашней дискуссии. Наверное, он слишком серьезно подошел к этому мероприятию. Так что же? Он всегда был склонен относиться ко всему слишком серьезно. И пускай иногда такое отношение ставило его в смешное положение в чужих глазах, зато куда чаще именно благодаря ему Айану удавалось не упускать даже самой незначительной возможности.
Кроме того, он хорошо осознавал резонанс, который способны произвести дебаты. Он чувствовал потенциал подобного обсуждения, открытого для всех и практически не ограниченного какими-либо рамками. Поэтому МакЛафферти не хотел, чтобы нынешняя тема превратилась в «пшик» или в обсуждение того,  куда катится мир. Именно поэтому он потратил время на то, чтобы собрать конкретные данные, документально подтвержденные цифры.
Обыватели заработали приличный иммунитет против абстрактных призваний «к оружию», против рассуждений о голодающих где-нибудь в неведомых африканских странах людях – да еще при этом грязных и не говорящих по-английски. В конце концов, трудно упрекать себя в том, что ешь или пьешь, даже если знаешь, что кому-то из-за этого может не хватить куска хлеба.
Но вот «потреблядство» - штука совершенно другая. Здесь не может быть оправданий даже нуждами собственного брюха и нельзя просто отговориться тем, что ничего не решаешь. Потребитель тут как раз решает все. А между тем, немногие понимают, как почти каждая привычная (и ненужная!) покупка «объедает» нуждающегося. Озвучивание простого факта, что на создание и раскрутку одного модного аромата где-нибудь в США или Европе уходят суммы, сравнимые с годовым бюджетом некоторых небольших государств «третьего мира», возможно, не остановит индустрию парфюма, но вполне вдохновит некоторых пересмотреть свои траты. А именно этого и добивались многие единомышленники МакЛафферти, отчаявшиеся убедить в своей правоте крупные компании, – прямого диалога с широкой аудиторией.
Айан не мог оплошать завтра еще и потому, что слишком многих своих знакомых втянул в подготовку к дебатам. Ему отчаянно хотелось высказать как можно больше здравых идей, даже тех, которые ему самому не принадлежали и которые он не вполне разделял. Будучи молодым профессором, он обратился даже к своим студентам, которые с неожиданным энтузиазмом поддержали своего «сенсея». Так что теперь МакЛафферти волновало еще и то, как бы не упасть в грязь лицом перед их придирчивыми взглядами.
Все эти опасения и надежды занимали мысли Айана полностью, и это было очевидно. Лекомпт, давно отчаявшийся втянуть его в беседу, вот уже несколько минут сохранял молчание. МакЛафферти, лишь изредка отвлекавшийся от своих размышлений, искренне недоумевал, отчего он просто не предоставит неразговорчивого гостя самому себе, когда его спутнику пришла в голову счастливая мысль.
- Пожалуй, я знаю, человека, с которым Вам будет куда интереснее перекинуться парой слов, нежели со мной, - сказал француз на своем безупречном английском, который слегка портило разве что немного картавое «р».
- Что Вы, - как можно более любезно возразил Айан, - Ваши слова подразумевают, будто мне недостаточно приятна Ваша компания, а это вовсе не так.
Лекомпт деликатно улыбнулся, показывая, что ни на секунду не верит словам МакЛафферти и что тому не удастся уже отвертеться от нового знакомства.
- И все же, позвольте мне Вам представить Вашего завтрашнего оппонента. Тем более что я только что заприметил его совсем неподалеку, у стойки с шампанским.
При этих словах Айан действительно оживился.
- Вы правы, я действительно горю от нетерпения наконец увидеть своего противника. Я понимаю, что до сегодняшнего дня имена участников дебатов были частью интриги, но все же довольно трудно готовить аргументы, не подозревая о том, кто именно будет выступать против.
- О, не волнуйтесь. В действительности, Вы знаете Вашего... (Кхм, как Вы изволили выразиться?) противника довольно хорошо.
- Не уверен, - нахмурился МакЛафферти, который уже начал ощущать в происходящем какой-то подвох, - Среди моих близких знакомых не так много людей, которые бы стали публично и агрессивно отстаивать «массовую культуру». Кроме того, будь среди них приглашенные на дебаты, я бы об этом уже знал.
- Не ищите среди близких знакомых, - лаконично отвечал на это француз, плавно подводя МакЛафферти к стойке, перед которой как назло скопилось ужасно много людей, - Ищите среди дальних. Я бы даже сказал… давних друзей.
Как раз в это мгновение, словно по закону жанра, толпа услужливо расступилась и перед глазами Айана возник тот самый «давний друг». Елезар Корнелл собственной персоной. Беззаботно потягивающий шампанское и смотрящий куда-то в сторону, даже не подозревая о том, с кем ему предстоит сейчас столкнуться нос к носу.
- Мсье Корнель! – весело окликнул его Лекомпт.
Айан же с невероятным усилием подавил внезапное желание немедленно развернуться и уйти, старательно растянул губы в любезной и удивительно искусственной улыбке и начал внутренне готовиться к худшему.

PS: Французские выражения использованы в посте исключительно ради создания колорита и смысловой нагрузки не несут. Так что просьба не пугаться =)

Обладая безошибочной интуицией светского человека, француз немедленно заметил, что между этими двоими явно когда-то пробежала черная кошка. Впрочем, Лекомпта это ничуть не смутило. В конце концов, все они взрослые люди и находятся тут вовсе не для того, чтобы сводить старые счеты. Ну а если даже и для этого, то шоу (каким бы серьезным его не позиционировали) не повредит маленькая толика публичного скандала.
Поэтому он, ничуть не смущаясь, продолжил свое наступление.
- Добрый вечер, Мсье Корнель, - проговорил он с еще большим воодушевлением, попутно беря Айана под локоть и буквально утягивая его к стойке, поближе к Корнеллу, - Организаторы наконец решили, что пора приоткрыть soit-disant завесу тайны. Поэтому извольте любить и жаловать Вашего завтрашнего партнера по дебатам! Вернее, si je puis le dire, спарринг-партнера - Мсье МакЛафферти, - француз снова улыбнулся, хищно обнажая мелкие зубки, - Представлять Вас друг другу, я полагаю, нет необходимости, хоть с Вашей совместной учебы и прошло довольно много времени…
- Почти пять лет, - тихо заметил на это Айан.

***
На последнем году учебы Елезар практически переселился в комнату МакЛафферти. Там постоянно болтались какие-нибудь его вещи (что Айана несказанно раздражало и служило поводом для споров), а сам он нередко оставался ночевать (против чего, будем объективны, МакЛафферти возражал куда реже).
«Парой года» они не были. Вернее, они вообще так и не стали «парой» в прямом смысле этого слова. Политику, которой потребовал придеживаться Айан, можно было заключить в двух словах: не скрывай, не признавайся. Они не обманывали друзей, не прятались по углам или под покровом ночи. Но в то же время на людях держались друг с другом скорее как друзья и избегали прямо отвечать на некоторые вопросы. В конце концов, их близкие привыкли к такому неопределенному положению вещей, а дальним как было так и осталось все равно. Если задуматься, о них даже не так много сплетничали.
С тех пор как они решили «попробовать, что из этого выйдет» (с),  почти ничего не изменилось. Вокруг Елезара по-прежнему вились девушки, и он ничуть не тяготился своей репутацией плейбоя. Айан же не видел особого смысла менять имидж зубрилы, и, хотя круг его общения значительно расширился, он как и раньше слыл отшельником.
Они часто ссорились. По правде говоря, даже чаще чем мирились. Пробовали расходиться, сходиться снова… Причем со стороны не всегда было очевидно, в какой именно «фазе» находятся их отношения.
Мысль о том, что же будет дальше, удивительно долгое время не волновала Айана. Он плыл по течению, и впервые в жизни ему было бездумно и легко. Но по мере приближения к окончанию колледжа, мысли о будущем начали появляться. Сначала осторожно, в виде нечеткой тревоги, а потом все навязчивее и яснее.
У него перестало получаться просто жить как живется. Беззаботность Корнелла, который «отгуливал последние месяцы свободы» стала сильно раздражать.
И в один прекрасный момент Айан осознал, что попал в западню. Видимо, та же мысль появилась и у Елезара.
***

- Tiens! Целых пять лет? – картинно удивился Лекомпт, которому, по правде говоря, было на это абсолютно плевать, - В любом случае, Вы оба – поразительная находка для нас! Одногодки, однокашники, люди одной культуры и практически одного воспитания – а какие разные пути, какие разные взгляды на мир! Это должно быть очень, очень интересно…
Тем временем, пока Лекомпт щебетал, отводя Корнелла и МакЛафферти в сторону, подальше от толпы, у них двоих был шанс рассмотреть друг друга вблизи.
В частности, у Елезара был шанс убедиться, что «видение из прошлого» не так уж сильно походило на то самое «прошлое». Перевалив за двадцать пять, Айан стал выглядеть гораздо более уверенным в себе. Его одежда перестала напоминать защитный костюм (например, сейчас ворот его рубашки был слегка ослаблен, даже несмотря на формальное мероприятие, а руки были открыты – только на правой осталась полуперчатка, защищающая ладонь) и его жесты теперь перестали казаться такими скованными. Одним словом, МакЛафферти явно довольно успешно справлялся с неудобствами, которые были связаны с его даром и так мучили его в годы обучения в колледже.
В свою очередь, Айан тоже имел возможность оценить «оппонента». То, что в этой роли оказался именно Корнелл, было для него серьезной проблемой. Во-первых, они действительно очень давно не виделись, а их расставание не позволяло сделать хоть сколько-нибудь точное предположение о том, как именно Корнелл будет теперь с ним общаться. Во-вторых, за все время их общения Айан так и не научился предугадывать, что от Елезара ожидать в следующую секунду.  Его тактика ведения спора, его мотивы и цели – все это было для Айана китайской грамотой, а значит, выстроить линию защиты будет сложнее. И наконец, в-третьих, сам МакЛафферти чувствовал, что в обществе Корнелла он теряется, нервничает и забывает даже самые простые слова. А в нынешней ситуации это было равнозначно катастрофе.
- Да-да, Вы правы, - в конце концов, Айан решился оборвать монолог куратора, - Завтрашний день обещает быть интересным.
Хотя Лекомпт как мог тактично заполнял неловкую паузу, игнорировать и дальше присутствие друг друга было просто неприлично. А судя по тому, что Елезар очевидно не был уверен, живой ли перед ним человек или плод горячечного бреда, Айан решил сделать первый ход.
- Что ж, приветствую, Корнелл.  Это… - он подыскал слово, - Это большая честь выступать на дебатах против тебя.
И «видение» протянуло Елезару руку с тем, чтобы окончательно развеять сомнения в своей окончательной и бесповоротной материальности.