PS: Французские выражения использованы в посте исключительно ради создания колорита и смысловой нагрузки не несут. Так что просьба не пугаться =)
Обладая безошибочной интуицией светского человека, француз немедленно заметил, что между этими двоими явно когда-то пробежала черная кошка. Впрочем, Лекомпта это ничуть не смутило. В конце концов, все они взрослые люди и находятся тут вовсе не для того, чтобы сводить старые счеты. Ну а если даже и для этого, то шоу (каким бы серьезным его не позиционировали) не повредит маленькая толика публичного скандала.
Поэтому он, ничуть не смущаясь, продолжил свое наступление.
- Добрый вечер, Мсье Корнель, - проговорил он с еще большим воодушевлением, попутно беря Айана под локоть и буквально утягивая его к стойке, поближе к Корнеллу, - Организаторы наконец решили, что пора приоткрыть soit-disant завесу тайны. Поэтому извольте любить и жаловать Вашего завтрашнего партнера по дебатам! Вернее, si je puis le dire, спарринг-партнера - Мсье МакЛафферти, - француз снова улыбнулся, хищно обнажая мелкие зубки, - Представлять Вас друг другу, я полагаю, нет необходимости, хоть с Вашей совместной учебы и прошло довольно много времени…
- Почти пять лет, - тихо заметил на это Айан.
***
На последнем году учебы Елезар практически переселился в комнату МакЛафферти. Там постоянно болтались какие-нибудь его вещи (что Айана несказанно раздражало и служило поводом для споров), а сам он нередко оставался ночевать (против чего, будем объективны, МакЛафферти возражал куда реже).
«Парой года» они не были. Вернее, они вообще так и не стали «парой» в прямом смысле этого слова. Политику, которой потребовал придеживаться Айан, можно было заключить в двух словах: не скрывай, не признавайся. Они не обманывали друзей, не прятались по углам или под покровом ночи. Но в то же время на людях держались друг с другом скорее как друзья и избегали прямо отвечать на некоторые вопросы. В конце концов, их близкие привыкли к такому неопределенному положению вещей, а дальним как было так и осталось все равно. Если задуматься, о них даже не так много сплетничали.
С тех пор как они решили «попробовать, что из этого выйдет» (с), почти ничего не изменилось. Вокруг Елезара по-прежнему вились девушки, и он ничуть не тяготился своей репутацией плейбоя. Айан же не видел особого смысла менять имидж зубрилы, и, хотя круг его общения значительно расширился, он как и раньше слыл отшельником.
Они часто ссорились. По правде говоря, даже чаще чем мирились. Пробовали расходиться, сходиться снова… Причем со стороны не всегда было очевидно, в какой именно «фазе» находятся их отношения.
Мысль о том, что же будет дальше, удивительно долгое время не волновала Айана. Он плыл по течению, и впервые в жизни ему было бездумно и легко. Но по мере приближения к окончанию колледжа, мысли о будущем начали появляться. Сначала осторожно, в виде нечеткой тревоги, а потом все навязчивее и яснее.
У него перестало получаться просто жить как живется. Беззаботность Корнелла, который «отгуливал последние месяцы свободы» стала сильно раздражать.
И в один прекрасный момент Айан осознал, что попал в западню. Видимо, та же мысль появилась и у Елезара.
***
- Tiens! Целых пять лет? – картинно удивился Лекомпт, которому, по правде говоря, было на это абсолютно плевать, - В любом случае, Вы оба – поразительная находка для нас! Одногодки, однокашники, люди одной культуры и практически одного воспитания – а какие разные пути, какие разные взгляды на мир! Это должно быть очень, очень интересно…
Тем временем, пока Лекомпт щебетал, отводя Корнелла и МакЛафферти в сторону, подальше от толпы, у них двоих был шанс рассмотреть друг друга вблизи.
В частности, у Елезара был шанс убедиться, что «видение из прошлого» не так уж сильно походило на то самое «прошлое». Перевалив за двадцать пять, Айан стал выглядеть гораздо более уверенным в себе. Его одежда перестала напоминать защитный костюм (например, сейчас ворот его рубашки был слегка ослаблен, даже несмотря на формальное мероприятие, а руки были открыты – только на правой осталась полуперчатка, защищающая ладонь) и его жесты теперь перестали казаться такими скованными. Одним словом, МакЛафферти явно довольно успешно справлялся с неудобствами, которые были связаны с его даром и так мучили его в годы обучения в колледже.
В свою очередь, Айан тоже имел возможность оценить «оппонента». То, что в этой роли оказался именно Корнелл, было для него серьезной проблемой. Во-первых, они действительно очень давно не виделись, а их расставание не позволяло сделать хоть сколько-нибудь точное предположение о том, как именно Корнелл будет теперь с ним общаться. Во-вторых, за все время их общения Айан так и не научился предугадывать, что от Елезара ожидать в следующую секунду. Его тактика ведения спора, его мотивы и цели – все это было для Айана китайской грамотой, а значит, выстроить линию защиты будет сложнее. И наконец, в-третьих, сам МакЛафферти чувствовал, что в обществе Корнелла он теряется, нервничает и забывает даже самые простые слова. А в нынешней ситуации это было равнозначно катастрофе.
- Да-да, Вы правы, - в конце концов, Айан решился оборвать монолог куратора, - Завтрашний день обещает быть интересным.
Хотя Лекомпт как мог тактично заполнял неловкую паузу, игнорировать и дальше присутствие друг друга было просто неприлично. А судя по тому, что Елезар очевидно не был уверен, живой ли перед ним человек или плод горячечного бреда, Айан решил сделать первый ход.
- Что ж, приветствую, Корнелл. Это… - он подыскал слово, - Это большая честь выступать на дебатах против тебя.
И «видение» протянуло Елезару руку с тем, чтобы окончательно развеять сомнения в своей окончательной и бесповоротной материальности.